О. С. Попова
Остромирово евангелие. Миниатюры и орнаменты
Знаменитая русская рукописная книга, Остромирово евангелие,1 содержащая Евангельские чтения (Евангелие апракос краткий) и предназначенная для церковного литургического использования, была создана, судя по послесловию ее писца дьякона Григория, в 1056–1057 гг. (21 октября 1056 г. – 12 мая 1057 г.). В своей записи Григорий прославляет заказчика рукописи новгородского посадника Остромира, в крещении Иосифа, бывшего в родстве с великим князем Изяславом, и супругу Остромира Феофану,2 и молит Бога даровать обоим супругам, их детям и их супругам долгие годы жизни. Григорий, к сожалению, не называет место, где он переписывал эту книгу, это мог быть и Киев, и Новгород.3
Остромирово евангелие представляет собой кодекс большого размера,4 богато оформленный. Перед началами евангельских чтений помещены изображения евангелистов. Сохранилось три их них – Иоанн с Прохором (ил. 1), Лука (ил. 2) и Марк (ил. 3); изображение Матфея утрачено. Кроме миниатюр, рукопись украшают орнаменты разного назначения: заставки, разделители текста и множество инициалов, размещенных на листах в начале чтений и имеющих крупный размер, гораздо больший, чем обычно бывает в византийских рукописях.
Общий вид листов Остромирова евангелия (ил. 4), с двухколонным текстом, пространными обрамляющими его полями и многочисленными узорами имеет в целом византийский характер, типичный для греческих рукописей XI в., только отличается от них большей роскошью и декоративностью. Декор этой книги менее изыскан, но более ошеломителен по своей яркости и эффектности, чем в византийских кодексах этого времени.
Все узоры Остромирова евангелия принадлежат к так называемому «эмальерному», или «лепестковому» типу орнамента.5 В инициале (ил. 5) все основные его элементы такого же типа, как ячейки византийских «эмальерных» композиций: это части, как будто отрезки стеблей и лепестки цветов, сочетающиеся в разнообразных комбинациях и имеющие густую плотную раскраску, похожую на эмали. Инициалы составлены в основном из стеблей, в заставках же преобладают цветы из эмалеподобных лепестков.
Кроме того, в инициалах Остромирова евангелия есть удивительные мотивы, в византийских рукописях совершенно непредставимые: в композицию многих заглавных букв вписаны крупные маски, или, как их называют, «личины» (ил. 7). Все они – очень большие по отношению к величине буквы, округлые, полнотелые, румяные (ил. 8), неопределенного пола, но скорее женского (ил. 9); все представлены в фас, прикреплены к букве на некоей подставке, как бы на консоли. Есть и мужские облики, столь же объемные и румяные, таким же способом приставленные к инициалу, столь же диковинные в его орнаментальной композиции, и при этом изображенные всегда в профиль. Они обладают резко обозначенной характерностью и остротой взглядов. Женские маски по выразительности индифферентны, однако яркая нарумяненность и наивная округлость их лиц придает им веселый оттенок, а страницам книги – развлекательность. Все они немного похожи на то, как изображали солнце в композициях «Распятия» или же как представляли себе это светило в иллюстрациях к сочинениям Козмы Индикоплова.
При разглядывании этих «личин» возникают и другие ассоциации: они напоминают каменные маски в романской архитектуре Германии и Италии XI–XII вв. Сходство с архитектурными масками усиливается благодаря консолям, на которых будто бы держатся все эти странные «личины», приставленные к инициалам Остромирова евангелия.
Мотив подобных «личин», столь важный в орнаментальных фантазиях этой рукописи, не характерен для греческих манускриптов. В византийских кодексах X в. в орнамент иногда вставлялись изображения человеческого лица (наряду с птицей, рыбой, рукой и др.), но столь маленькие и так просто нарисованные, что их нельзя считать образцами и предшественниками картинных, главенствующих на листе масок Остромирова евангелия.6 В столь крупном эффектном виде и в столь раннее время их нет и в латинских кодексах.
Все «личины» сделаны по одному принципу. Все они имеют тонкий сверкающий золотой рисунок, который описывает контуры и черты лица. Внутри этого золотого каркаса стелется раскраска, а по ней – красная подрумянка: либо розовый ровный телесный тон сочетается с румянами, либо белесая, почти белая раскраска снабжена розовой моделировкой и красными румянами, а иногда основной тон наносится охрой, по которой сверху проложены белые моделировки. В последнем случае это уже не простая раскраска, а живопись по телесному тону, который играет роль карнации.
Золотым контуром обведены не только маски, но все инициалы Остромирова евангелия. Кроме византийского «лепесткового» орнамента есть и некоторые особые мотивы, вплетенные, подобно «личинам», в эти пышные узоры. Они тоже не типичны для византийских рукописей. Это – некие монстры, вернее, их головы, или похожие на песьи, только всегда хищные и опасные (илл. 11, 12, 13), а иногда снабженные лапами и крыльями, или обладающие мордой неведомого существа типа крокодила (ил. 14). В византийском декоре не живут монстры, их там явно не любили, а может быть даже опасались. В орнаментах греческих рукописей птицы и животные всегда натуроподобны, и если и не буквально похожи на конкретных природных тварей, то все же обыкновенно имеют убедительность реального существования. Зато монстры буквально населяют латинские рукописи, как и порталы и капители в опорах романских соборов: они привычны для европейского средневекового искусства. Монстры знакомы и русскому искусству, они пришли в русское рукописное дело в плетениях тератологического орнамента и поселились на листах древнерусских кодексов, но позднее, в XIII–XIV вв.7 То, как легко в Остромировом евангелии цветущий и сияющий византийский «эмальерный» орнамент сочетается с острыми хищными элементами вызывает удивление. Византийский орнамент – это образ райской гармонии, райских кущ. Откуда пришли и как внедрились в его безмятежную красоту все эти злые клыкастые песьи морды и зубастые крокодильи пасти – из европейских ли подобных образцов, имеющих в проекции своей тему Страшного Суда и мучений ада, или из тератологических фантазий, – сказать трудно. Византийскому рукописному декору такие образы чужды, и соединение их с византийской основой необычно.
1 РНБ, F.п.1.5. Описание рукописи и полный список литературы см: Сводный каталог XI–XIII. № 3. С. 33–36. (вернуться к тексту)
2 А. Поппэ доказывает исключительно высокое происхождение супруги Остромира, Феофаны: она являлась дочерью великого равноапостольного князя Владимира и византийской принцессы Анны, дочери императора Романа III, родной сестры императоров Василия II и Константина. Значит, Феофана – это родная сестра князей Бориса и Глеба, сводная сестра великого князя Ярослава Мудрого, тетка великого князя Изяслава, доверенным лицом которого и был Остромир, происходивший из новгородской знати и назначенный Изяславом новгородским посадником. См.: Поппэ А. Феофана Новгородская // Новгородский исторический сборник. СПб., 1997. Т. 6. С. 102–120. (вернуться к тексту)
3 Обе версии имеют своих сторонников. Мнение историков искусства всегда склоняется к Киеву. Методом лингвистического анализа этот вопрос решить невозможно: в языке нет «новгородизмов», но теоретически рукопись могла бы быть написана в Новгороде либо не новгородцем, либо исключительно грамотным местным писцом. (вернуться к тексту)
4 35х33 см. (вернуться к тексту)
5 Frantz A. Byzantine Illuminated Ornament. A Study in Chronology // The Art Bulletin. 1934. Vol. XVI/1. P. 43–76; Weitzmann K. Die byzantinische Buchmalerei des IX. und X. Jahrhunderts. 2. Aufl. Wien, 1996. Bd I. S. 22–32. (вернуться к тексту)
6 В русских рукописях XI–XII вв. изображение лица-маски иногда появляется, но в очень скромном облике, небольшого размера, без раскраски, и часто с гротескным оттенком: например, «Путятина» минея (служебная на май), XI в., РНБ, Соф. 202; Юрьевское Евангелие (апракос полный), 1119–1128 гг., ГИМ, Син. 1003; Добрилово Евангелие, 1164 г., РГБ, Рум. 103, и др. См.: Стасов В. В. Славянский и восточный орнамент по рукописям древнего и нового времени. СПб., 1884. Вып. 1. Полный альбом: СПб., 1887. Таб. LI, LIII–LIV, LVII, 1–13. (вернуться к тексту)
7 Отдельные их формы есть в раннем XII в., например, в Юрьевском Евангелии (Там же. Таб. LIII–LIV; Сводный каталог XI–XIII. № 52. С. 92–94, с полной библиографией). (вернуться к тексту)