Акция «Моя Публичка». Александр Жамойда: «Публичная библиотека сохранилась в памяти как первая любовь»

Член-корреспондент Российской Академии Наук Александр Иванович Жамойда рассказал, как школьником пришёл в Публичную библиотеку в конце 1930-х годов.

«Будет 18 лет, запишусь в Публичную библиотеку». Так записано в Дневнике (20 декабря 1937 г.) ученика 9 класса 109-й школы Ленинграда Александра Жамойды. Однако вместе с моими друзьями, восьмиклассниками той же школы Валерием Байтманом и Борисом Кудрявцевым мы оказались читателями ПБ раньше.

Втроем мы не фотографировались. Фото Бориса 1940 г. в рядах РККА. Фото Валерия 1939 г. - комсомолец, но с пионерским галстуком, т.к. пионервожатый. Мое фото как будто для комсомольского билета, т.е. конец 1937 г.

С марта 1937 года мы занимались в Музее Антропологии и Этнографии – изучали историю Индии, её культуру, религии, хиндустани (хинди и урду); Борис интересовался письменами острова Пасхи; активно участвовали в подготовке большой выставки, посвященной 50-летию со дня смерти Н.Н.Миклухо-Маклая; познакомились с индусом, с настоящим индейцем из Америки и профессором из США. Обо всем этом написано подробно в моей статье «В Музее антропологии и этнографии в конце 30-х» (Курьер Петровской кунсткамеры, СПб. 1999. Вып. 8-9. С.136-146).

В начале 1938 года мы решили, что нам обязательно надо записаться в Публичную библиотеку (ПБ). Очевидно, мы неплохо занимались и работали, поскольку от дирекции МАЭ было написано письмо в ПБ с просьбой о зачислении нас в читатели. Далее из моего Дневника (7 января 1938 г.): «В 2 час. пришел Валя и мы поехали записываться в Публичную библиотеку (по письму из МАЭ). Приехали. Валя пошел к Орловской, взял разрешение нас записать. Пришли записываться, без паспорта не записывают (у меня-то есть, а у них нет). Послали кого-то к Орловской выяснять. И так мы провозились до 5 час. Потом выдали билеты. У меня № 10273/14. Кое-что там разузнал (порядки всякие). Немного позанимался и в 7 час. мы уехали». Билет на темно-серой грубой бумаге сохранился.

Публичная библиотека стала моим постоянным «читальным залом» (наша семья жила на 3-й Советской улице). Выполнял школьные задания – конспектировал статьи Энгельса, Ленина и Сталина, читал произведения писателей, которых «проходили» и др. Но более всего книги по биологии, собирал материалы для будущего труда «Эволюционное учение от Фалеса до Дарвина», просто брал для интереса фолианты XVIII века, перерисовывал для Бориса сравнительные таблицы письмен острова Пасхи и египетских иероглифов из французских изданий и многое другое. Запись из дневника от 5.04.1938 г.: «Из МАЭ поехал в Публичную библиотеку, смотрел книги, начал конспектировать «Переселение народов» Геддона, просмотрел журналы «Историк-марксист». Журнал интересный. Нашел кое-что, касающееся МАЭ. А именно, во 2-й книге статью о вредительстве, где, правда, ничего не упоминается о Вишневском и Чато (ведь их арестовали осенью), но много говорится о проф. Богачевском, Зеленском. Последнего называют просто буржуазным ученым и т.д.». Посещал ПБ не менее двух раз в шестидневку*.

Главным же притяжением для меня была атмосфера Библиотеки и Главного зала, окна которого выходили к Екатерине II. В огромном каталоге найдешь нужные книги, напишешь заявку, передашь библиотекарю, сидящему как-бы за высоким «прилавком». Это были пожилые (для нас) женщины, некоторые уже седоватые, интеллигентные, исключительно любезные, даже к нам, мальчикам, готовые всегда помочь с каталогами. Запомнились их аккуратные кофточки с белыми или кружевными воротничками и, наверное, старинные брошки. Может быть, кое-кто работал в ПБ еще до революции 1917 г.

Назавтра пачка заказанных тобою книг с бумажной лентой с твоей фамилией на полке у стены. Входишь в зал, находишь свободное место. Насколько помню, столы были на четыре читателя, посреди стола разграничительная стойка, у каждого лампа с зеленым абажуром. Зал очень большой, но тишина. Я просто наслаждался этой особой аурой ПБ. Это запомнилось на всю жизнь.

При посещении ПБ была одна задержка – гардероб. У пришедших брали пальто по мере выхода уходящих читателей: выходят пять человек – берут пальто у пятерых и т.д. Борис и Валя как-то узнали, что с пропуском в Специальный читательский зал берут пальто без очереди. Последовало письмо из МАЭ и на наших билетах появились штампы в рамочке: «Спец. Чит. Зал». Сдаешь пальто, идешь сначала направо, потом возвращаешься к каталогам налево и всегда найдешь свободное место в главном зале.

Один раз я все-таки посетил Спецзал, что-то выписал по их каталогу, посидел, почитал. Но не понравилась какая-то угрюмая обстановка. После демобилизации из Армии в 1946 г. поступил в Горный институт. Изредка студентом занимался в здании на Фонтанке, а затем в библиотеке нашего института и БАН. Публичная библиотека сохранилась в памяти, как первая любовь.

* С декабря 1931 г. по июнь 1940 г. страна жила по шестидневкам: пять рабочих дней, шестые фиксированные выходные дни, одинаковые во всех месяцах».