– Знавал и я в своей жизни человека, что был вроде Карпы и за то же поплатился. Ныне мир стал совсем испорчен, много стало людей лихих да ленивых, готовых на всякое зло, а кто им что доброе скажет – и слушать не хотят.

– И я помню лучшие времена, – сказал пан Завальня. –. Сколько в этих краях было хороших панов. Любо было посмотреть, какая скромность и безмятежность царили в святыне Господней, каждый держал в руках чётки и молитвенник, было почтение к старшим и любовь братская. А теперь в костёле [1] всё время слышишь шёпот да смех! Кажется, для того лишь и пришли, чтоб показать свои модные наряды. Мода и фармазония их сгубили, а через них и другие страдают.

– Мне кажется, дядюшка, что люди всегда одинаковы, и прежде, как и теперь, были злые и добрые, были счастливые и несчастные.

– О нет, Янка! Ты не видал того, что видели старики. Давние времена уж не воротятся, а грядущее будет еще, может, и похуже. Ну, подавай же нам свой рассказ, – сказал он путнику.

– Когда был я ещё совсем молодым, помню, жил в нашей деревне крестьянин Антон. Хозяйство у него было хорошее, бедности не ведал, а поскольку был бездетным, то взял ребёнка неведомо от каких родителей. Его окрестили и дали имя Василь. Растил его как родного. Когда парнишка подрос, начал гонять скотину в поле, но был большой гультяй и озорник. Вечно на него жаловались: то пустит коров на засеянное поле, то обругает кого скверными словами, а то и камнем в кого-нибудь швырнёт. Идут жаловаться Антону, но Антон любил его, и когда ему пеняли, он будто ничего и не слышал, потакал парнишке во всём, а тот рос и становился всё нахальней да задиристей.

Собрались однажды на панщину, было то после святого Петра. [2] Василя тоже послали из дома на работу. Он, как обычно, задирался с каждым, ни про одного человека доброго слова не сказал. День был очень знойный. Войт велел положить косы и перекусить, кто чем богат, ибо подошло время пообедать и передохнуть. Усевшись на лугу в круг, говорили мы о том, о сём. Вдруг видим, как один батрак, который отошёл зачем-то от нас, стоя у рощи, машет рукой и кличет к себе:

– Скорей, скорей! Идите сюда, покажу вам диво!

Бежим все к нему, батрак показывает рукой на соседний бор:

– Поглядите, что деется!

Видим перед собой чудеса неслыханные. Идёт через бор леший, голова выше сосен, а перед ним выбегают на поле огромные стаи белок, зайцев, косуль да других зверей; по небу летят стаи тетеревов, куропаток и прочих птиц. Леший выходит их леса, уменьшается ростом и становится вроде маленького карлы. Тут же с полей и лугов взлетели бабочки и разная мошкара, накрывая окрестности, будто тёмная туча.

Василь, лихой человек, подобрал с поля камень, подбегает туда, где леший скрылся в траве, бросает в него камнем, да как гаркнет: «Сгинь! Пропади!» Леший закричал страшным голосом, аж листва с деревьев посыпалась, поднялся из травы в облике огромной чёрной птицы и, хлопая крыльями, скрылся за лесом. Нас охватила тревога. Смотрим все на Василя, дивясь его отваге. А он, гордясь своей проделкой, едва не лопнул от смеха. Был средь нас один мудрый человек, который сказал:

– Слыхал я от стариков, что такая лихость приводит к несчастью. Выгорят тут леса и рощи, будет мор на скотину, да и тебе, Василь, твоя лихая проделка не пройдет даром.

– Что мне до того, – ответил Василь. – Я рад, что ловко попал камнем в чертяку, пусть не прогоняет птиц и зверей из наших лесов.

Слухи об этом разошлись по всей околице; хлопцы вроде Василя, хвалили его отвагу, и он всюду хвастал своею проделкой. Но мудрые люди, которые лучше во всём этом понимали, с презрением слушали его похвальбу. И Антон, человек тихий, опечалился, прослышав об этом.

Другая его проделка была ещё страшнее; как вспомню, аж волосы дыбом встают. Однажды, также на панщине, убирали мы сено. День был ясный и безветренный; на востоке показалось облако, и вдалеке, будто бы под землёю, послышался гром. Вдруг видим, несётся вихрь, похожий на столб, поднимая вверх песок и всё, что попадается ему по дороге. Крутясь как водоворот, проходит он по полю невдалеке от нашего сенокоса. С удивлением смотрим мы на это. Но тут Василь бросает грабли, бежит на поле, подбегает к вихрю и, протягивая ему руку, кричит:

– Как поживаешь, братец?

А из клубов пыли кто-то подаёт ему чёрную, как уголь, руку. Крутящийся столб пошёл по полю дальше. Страх охватил всех нас. Вернулся Василь, но никто не посмел ему и слова сказать. Поняли все, что он запанибрата с проклятым духом.

С той поры никто с ним говорить не хотел; все его боялись, и даже те избегали его, с кем он раньше водил дружбу.

Вся волость прослышала об этом происшествии, дошли вести и до ушей пана и эконома. Они не хотели этому верить, и когда однажды пан в имении спросил самого Василя, правда ли то, о чём говорят, тот, ругая всех, ответил:

– Этим дурням вечно что-нибудь чудится, им лишь бы разносить враки и сплетни.

И пан оставил его в покое.

Антон, добрый человек, всегда внушал Василю страх перед Богом, старался исправить, заставлял ходить в церковь и молиться. Тот же смеялся надо всем этим, всё презирал и вместо богослужения шёл в корчму.

Наконец решил жениться. Антон надеялся, что хорошая жена и перемена в жизни исправят его. Посылал сватов не только в свою, но и в иные волости. Но всюду отказывали, ибо слава о злонравии Василя разошлась далеко.

Василь презирал всех и над всеми издевался, говоря, что давно уже сам приглядел себе невесту, которая полюбилась ему больше всех. Не хотел сперва про это никому говорить, но теперь объявляет всем, что любит Аринину дочку Алюту, [3] что уже признался ей и она ему обещалась.

Услыхав об этом, Антон очень опечалился и посоветовал ему отказаться от этого намерения, ибо про Арину ходят слухи, что она злая женщина и слывёт чаровницей, а яблоко от яблони недалеко падает – может, и дочка станет такой же. Однако все уговоры были напрасны, и Василь ещё чаще стал наведываться в дом Арины.

Видя его ухаживания за Алютой, одни соседи со смехом говорили: «Встретил равный равного, будет пара славная». Другие же хвалили – Алюта, мол, будет хорошей женой и не пойдёт по стопам матери. Были и такие, кто считал, будто любовь его не настоящая, что поднесли ему что-то в питье, и хоть он и сам запанибрата с дьяволом, но тут нарвался на более искусную чаровницу и сам был зачарован.

Как только ни старался Антон заставить его отказаться от своего намерения. Наконец даже пригрозил, что отречётся от него, жену его в дом не примет и в обустройстве хозяйства помогать не станет.

– А я и не прошу ничьей помощи, – ответил Василь. – Все сам найду и денег добуду. А опекун такой, как ты, может, сам когда-нибудь ко мне за помощью придёт.

Антон пошёл к куму Мартину. Был это человек учтивый и словоохотливый, каждому был рад помочь советом, потому и любила его вся волость. Мартин охотно пообещал заняться этим делом и освободить молодого человека от этой привязанности. Даже дал слово, что будет дружить с ним и при каждом удобном случае отговаривать от такой женитьбы.

Когда Василь услышал от опекуна, что не получит никакой помощи, решил искать клады, даже если б они были заклятыми и находились во власти сатанинской. В двух верстах от их деревни был возле дороги пригорок, окружённый с двух сторон еловым лесом. А на пригорке лежал большой камень, который люди называли Змеевым Камнем. Старики так про него рассказывали.

Однажды в летнюю пору, в тихую ясную ночь с севера на юг летел змей и полыхал огнём, будто нёс с собою много золота и серебра грешнику, который продал душу дьяволу. Видели это прохожие и люди, что возвращались с панщины. Внезапно небесный свод будто бы раскрылся по всему простору, разлилось яркое голубое сияние, люди упали на колени и стали молиться, а змей, поражённый лучом небесного света, оцепенел, упал на пригорок и превратился в камень. А сокровища – золото и серебро, что он нёс с собою, на том самом месте сами зарылись в землю и с той поры появлялись по ночам с разных сторон пригорка в различных обличиях. Одни видели сидящую на камне плачку, которая вытирала свои слёзы платочком, что пылал как огонь; другие, проходя поздним часом по дороге, встречали чёрных карлов, толстых, как бочка, которые плясали на пригорке; иным чудились чёрные козлы, что скакали с земли на камень, а с камня вниз, и множество других чудес.

Говорили ещё, что тому, кто осмелится ночевать у этого камня, удастся добыть тот клад. Василь был смелым и, конечно, не боялся этих ужасов, раз уж здоровался с чёртом, который ехал на вихре, как с братом.

После захода солнца, когда поля окутал вечерний сумрак, идёт он на пригорок и садится на камень. Тучи закрыли небо, темнеет в поле, всюду глухо, в лесу, что чернел перед ним, раздаётся крик совы. Василь видит каких-то странных тварей, снующих перед ним; из-под камня, шипя, выползают змеи, вокруг сплетаются в танце страшидлы с собачьими головами и козлиными ногами. Василь смело смотрел на всё это, думая, что сейчас ему откроются клады. Вдруг видит, как кто-то сворачивает с дороги и приближается к нему. Это был Мартин.

– Что ты тут делаешь? – спросил тот с усмешкой. – Верно, клад ищешь?

– Ну да, клад, а ты-то почто пришёл? Останавливать меня на пути к цели, вырывать из рук счастье? Стоило бы тебе башку камнем раскроить.

– Не гневайся. Я расскажу тебе про клады, что гораздо лучше этого. – И, присев возле него на камень, говорит: – Слушай, Василь, иди лучше домой. Здоровье и усердный труд – это самое дорогое сокровище для доброго человека. Плохо, коли кто ищет помощи от нечистых духов. Ты ещё молод, работай, Бог тебе поможет. Антон, опекун твой, бездетный; если будешь послушным, так всё, что у него есть, тебе оставит.

Разгневанный Василь плюнул и, ворча, ушёл.

С той поры не приходил он домой. Антон, видя всё большее его упрямство, оставил его в покое и ждал, что из этого выйдет. Знакомые приносили разные известия про Василя. Одни говорили, что попал он в компанию каких-то гультяев, занялся с ними воровством, а добытые деньги пропивает в корчме. Другие – что живёт у Арины и учится чарам. Даже видали, как он с Алютой и Ариной ходил по лесу, по болотным трясинам и берегам озёр, собирая травку, на которой никогда не высыхает роса. [4] Третьи утверждали, будто даже слышали из-за куста, как Арина, вырвав из земли какой-то мох, рассказывала про страшную его силу.

Мартин был настойчив, обещания своего не забыл и всё время искал с ним встречи, но не получалось. А в дом к Арине идти не осмеливался, боялся гостеприимства чаровницы.

Однажды в воскресенье под вечер кто со знакомым, кто с кумом идут в корчму, чтобы там за чаркой водки побеседовать да посоветоваться о том, да о сём и весело провести время. Идёт туда и Мартин, надеясь, что, может, встретит там Василя.

Там все уже за столом. Жид Йосель рад гостям, наливает водки, ставит на стол и записывает мелом на стене, условившись, что когда придёт осень и будет новый урожай хлеба, то приедет к ним, угостит хозяина с хозяйкой водкой, а те не позабудут его любезности и не пожалеют для него разного зерна, что собрали.

Заходит Мартин. Многие рады видеть его, усаживают за стол, угощают водкою. Зашёл разговор про Василя и его возлюбленную; одни хвалили Алюту, мол, хорошая девушка и стала бы доброй женой, коли вышла б замуж за хорошего человека, а не за Василя, который побратался с дьяволом; было несколько пьяных, что и Василя хвалили; прочие же Василя, Алюту и Арину называли самыми негодными людьми.

Когда этот спор и шум затянулись, Йосель, что стоял в конце стола, говорит:

– Послушайте сюда, добрые господа, вы таки неправильно себе думаете за вашего Василя. Василь, чтоб он был здоров, человек добрый и аккуратный; и когда заходит ко мне в компании, то уже платит звонкой монетой, и той монеты у него – непереводно. А Алюта – ай, да и Алюта тоже таки хорошая девушка, и одевается, как чистая панёнка. А что Арина, и что я должен об ей плохое сказать? Или что она колдует, так что, она геволт с погромом устроила? Она себе колдует, чтобы гельд иметь на немного грошей, а гроши таки нужны каждому человеку! Она помогает, добрые господа, лечит травами людей этих, чтоб они были здоровы!

Когда шёл этот разговор, с громким стуком распахивается дверь, заходит Василь, голова гордо поднята, шапка сдвинута набекрень. С ним несколько друзей. Посмотрел по сторонам, увидел Мартина и нахмурил брови.

– Что скажешь за эту жизнь, Василь? – говорит Йосель. – Ай, как давно я тебя не видел, уже третий день тому. Моя Зора всё думала мне, что с тобой, и вот я как раз это с добрыми людьми говорю.

– Я знаю, что люди про меня говорят, собака лает, ветер носит, плевать на них.

Он сел на лавку, облокотился о стол и крикнул:

– Дай нам водки, да самой лучшей!

– А может, Василь прикажет подать сладкой вудки? Я привёз из города, хоть она таки и очень дорого стоит.

– Давай дорогую! – И кидает на стол несколько гривенников.

Жид во мгновение ока подаёт рюмку и бутылку водки.

Сидящие за другим столом глядели на это удивлённо, некоторые косились, перешёптывались меж собой и язвительно усмехались. Максим, который пришёл в корчму раньше всех и был уже сильно навеселе, громко засмеялся и закричал:

– Ого! Как погляжу, ты, брат Василь, должно быть богат не по-нашему, уже пьёшь панскую водку. Верно, ночевал близ Змеева Камня и нашёл там деньги, или, может, Арина, твоя будущая тёща, какими-то чарами насыпала тебе полные карманы серебра. Ну и удалец!

Василь гневно посмотрел на него.

– К тебе, – отвечает, – никто из нашей компании не обращался и на беседу не звал, так что не встревай, а то так завяжу тебе рот, что уж никогда не посмеешь болтать без толку.

– Завяжешь мне рот? Ой, ой! Глядите, научился уже у Арины чаровать, умеет рты завязывать! Ой, ой! Смотри, как бы тебе не охрометь, как твоя будущая тёща. Слыхал, почему она на левую ногу прихрамывает?

– Молчи, коль с тобою не хотят говорить.

– Не хотят говорить, так будут слушать. А я расскажу всем! Послушайте! Расскажу вам, почему Арина хромая. Это ей Гришка отплатил. Он сам говорил мне по секрету. Однажды вечером, после захода солнца, возвращался он с косой домой с поля и услышал голос чаровницы, которая кликала коров, называя каждую по цвету её шерсти. В вечерней тиши слышно было, как по деревням коровы отзывались мычаньем; заревели так же и в его хлеву. Он перепугался, что придётся распрощаться с молоком, бежит туда, откуда слышался голос, чтоб узнать, кто та чаровница. Подкрадывается огородами и что ж видит? Арина, сидя на плетне с распущенными волосами, диким пением творит чары.

«Быть беде, – подумал он про себя. – Надо ей как-нибудь помешать». Бежит он домой и кладёт над воротами хлева освящённые травы и восковую свечку. Только отошёл на несколько шагов, видит, прилетает сорока, раскидывает травы и клюёт свечку. Гришка [5] бежит в хату, хватает карабин, набитый мелкой дробью. Стреляет – посыпались перья, но сорока всё же улетела прочь.

На другой день прослышал он, что Арина ранена в левую ногу и лежит больная в постели. Понял всё и думает себе: «Мой подарок». Однако боялся мести, и не напрасно – вскорости она завязала на него залом [6] в жите. Но залом тот он спалил на осиновых дровах, и чаровница сама едва не померла.

Василь в гневе схватил бутылку, кинул её в Максима и попал прямо в грудь. Подскочили один к другому, началась драка.

На счастье, из соседнего имения ехал эконом на лошади и, услыхав пронзительный крик арендаря, повернул к корчме. Йосель бежит навстречу эконому.

– Ай, люди добрые, насмерть убили! У меня в корчме и такой геволт! Что эти пьяницы натворили!

Соскочил эконом с лошади, бросается в толпу, грозит, что завтра за пьянство всех самым строгим образом накажут, и каждый из них заплатит за причинённый ущерб. И гам тотчас же утих.

Эконом выгоняет их из корчмы и приказывает всем идти по своим домам. Так и разошлись в разные стороны, грозя отомстить друг другу.

Йосель рассказал эконому, как что было, и про причину ссоры, однако, Василя ни в чём не винил.

– Надо поговорить об этом с панами. Несут дурни бред, сами не знают, о чём, обижают понапрасну бедную вдову и девушку, которая вообще ни в чём не виновата, болтают про какие-то Аринины чары. Я прежде про это не расспрашивал, да только знаю, что она травами многим людям помогает. Вот недавно сам видел, как в имении панне Терезе вылечила лишай на лице. Правда, кидая в холодную воду какие-то камешки, она что нашёптывала, и холодная вода вдруг вскипела, как на огне; велела мыть этой водою лицо, и панна Тереза вскоре выздоровела. Такие чары не только никому не вредят, но, наоборот, для всех полезны.

– Таки правильно пан эконом сказали, и пусть так пан и скажет его мосци и её мосци, чем мне слушать своими ушами, как добрых людей обижают. Ай, была у меня добрая сладкая вудка, и ведь бутылку разбили, пьяницы, и водку вылили. Зора, подавай ещё сладкой вудки, пусть всё пополам полетит! – так подай её доброму пану эконому и мочёного что-нибудь на закуску. И я таки могу уже Вам сказать, что у меня есть знатная заливная щука.

Эконом выпил водки, закусил, успокоил арендаря, что ему за всё будет заплачено, сел на лошадь и поехал.

На утро в имение приходит заплаканная Арина и рассказывает панам, что злые люди повсюду говорят про неё, будто напускает она чары, чтоб вредить другим, заплетает заломы и отбирает молоко у коров. Клялась, что никогда ничего подобного не делала, всегда старалась людям услужить – в недугах и в разных припадках лечила их травами, сила которых известна только ей. И эта неприязненность к ней распространилась по всей околице. Про Василя, которого вырастил Антон, тоже говорят, будто и он побратался с дьяволом. Но и это тоже явный вымысел. Правда, Василь – человек молодой да лихой, ибо ещё не испытал несчастья в жизни, но со временем переменится, остепенится и станет более работящим. Он хочет жениться на моей дочке, но и её, сиротку, люди стараются обидеть, злое про неё говорят.

– Слыхал я про Василя, что он, бывает, не слушается своего опекуна, и якобы встречался с вихрем и здоровался с ним, будто со своим братом. Поступать так не годится, жить надо по-божески. Скажи Василю, пусть не занимается глупостями, пусть ходит в церковь и трудится. Ну, иди ж домой и будь спокойна, я для дочки твоей справлю свадьбу в имении – говорила мне про неё экономова жена, и от других слыхал, что девушка она хорошая и работящая.

В тот же день пан велел позвать Антона и приказал Василю просить прощенья у своего опекуна. Антону же наказал, чтоб не препятствовал женитьбе, а помог молодым, ибо оба они сироты. Сам же обещал выделить им самой лучшей земли и дать скотину на развод.

– Но верно пан слышал о том, что люди говорят, будто Арина чаровница. Некоторые жалуются, что она выдаивает коров и иные вредные дела творит, иногда оборачивается сорокой и летает повсюду, это многие видели.

– Не слушай этих сплетен. Арина добрая женщина, а Алюта, дочка её, девушка работящая, будет хорошей женой и доброй хозяйкой. Не беспокойся, я ручаюсь, что будешь доволен.

– Панская воля, – говорит Антон. Он нахмурился и, чеша в затылке, пошёл домой.

Через несколько дней попросили приходского священника объявить о помолвке, а вскорости и свадьба. Собралась в имении вся волость. Видать, не потому, что радовались за молодожёнов, а знали, что будет сытное угощение и водки вволю. Не было там деревенских свадебных обрядов, как обычно делается в селениях, но перед венчанием молодые, прося благословения, упали в ноги сперва своим панам, потом Антону и Арине, и после венчания поступили так же. Алюта была красиво одета, пани подарила ей какие-то серьги, которые при свете огня горели как искры, на ней была красная шнуровка с золотыми галунами и алые ленты. Когда она села за стол и расплели ей чёрную косу, из чёрных очей по белому её лицу покатились слёзы. Все глядели на неё с нежностью. А потом женщины запели свадебную песню, что обычно поют сиротам, которые выходят замуж. Все плакали, даже те, что раньше злое про неё говорили. Эта песня так полюбилась мне, что и теперь её помню.

Признаюсь, что и я не мог сдержать слёз, видя перед собою Алюту и слушая эту песню. Она ведь и впрямь была сиротою, ибо, кроме старой матери, другой родни не имела. Эту семью пан привёз издалёка, раньше они жили далеко, где-то за Двиной, и отец Алюты помер сразу же, как они приехали в наш край.

Собравшиеся гости гуляли, пили друг с другом, веселились, заиграла дуда, песни и танцы не прекращались всю ночь. Но никаких беспорядков не было, ибо паны и эконом приглядывали за весёлым собранием.

После этого празднества пан и Антон хорошо одарили молодых. С самого начала хозяйствования у Василя уже было всё, что нужно: нескольких коней, коров и другого скота, новые и удобные постройки да несколько десятин урожайной земли.

– Но интересно, – перебил пан Завальня, – исправила ли его Алюта? Ведь есть же присказка: кто женится, тот переменится.

– Нет, паночек, люди говорят, что жеребёнок коль родится с лысиной, так с той же лысиной и волки съедят.

– Вот чудеса творятся на свете! Рассказывай же дальше.

– В своём хозяйстве Василь был очень неудачлив, хотя некоторое время и казалось, что исправился. Но вот чудеса! Настигали его беды одна за другою. Выгонят пастухи скотину за деревню в поле, выбежит из лесу волк, схватит барана; когда соберут стадо, увидят, что это был баран Василя. Было так не единожды, и волк каждый раз будто специально выбирал только тех, что принадлежали Василю. Ходят гуси по полю, выскочит лиса и передушит их – гуси были Василёвы. Его корова раз заблудилась возле озера, провалилась в болото, покуда прибежали на подмогу, уже утонула. И эти нескончаемые беды довели его почти до полной нищеты.

Однажды загорелся бор, сбежалась вся волость, но ничего не могли поделать – пламя, как волна на озере, разошлось по всему бору. Бушуя в кронах деревьев, оно охватывало густые лапы елей и сосен, а дым, как густой туман, затмил всё небо и землю, да так, что едва можно было дышать. Бегая по лесу и сбивая вениками пламя, попалили мы на себе одежду, но спасти уже было ничего нельзя. Неподалёку стоял дом Василя, искра залетела на гумно, и у него сгорел весь хлеб. В то время по всей волости в один голос говорили, что это месть лешего, которого Василь когда-то зашиб камнем, когда тот перегонял зверей и птиц из одного леса в другой; один старик ещё тогда предсказывал ему пожары и мор на скотину.

В таком несчастье Василь ещё чаще стал наведываться в корчму. Жена его и тёща трудились день и ночь и старались отучить его от дурной привычки.

Он снова вернулся к лихим и безбожным своим проделкам. Однажды Антон, Мартин и прочие из тех, кто искренне желали ему добра, пришли к нему вечером и убеждали, чтоб терпеливо сносил несчастья, мол, когда-нибудь Бог всё переменит к лучшему. В это время наползла туча и на улице поднялась буря. Василь, задумчивый, сидел у окна; за стеною завыл ветер, а он, будто в забытьи, произнёс:

– Брат мой, воя, пронёсся мимо моей хаты, полетел гулять в широких полях и густых лесах. Скоро и я поспешу за ним вслед.

Услыхав его слова, все перепугались, и жена начала плакать. А когда Антон начал пенять ему, что он снова возвращается к безбожным проделкам, – тот хлопнул со злостью дверью и вышел из хаты.

Однажды под вечер идёт Василь в корчму и встречает там своих старых товарищей, с которыми гулял когда-то, и вновь начинают они пьянствовать. Василь, когда уже сильно выпил, говорит им:

– Заела меня нужда, но скоро вновь разбогатею. Пришла мне в голову хорошая мысль: пойду ночевать к Змееву Камню, поклонюсь дьяволу, авось не пожалеет он мне денег!

Когда ж начали над ним смеяться, дескать, никогда он не отважится переночевать там, а был уже поздний час, он схватил шапку:

– Вот докажу, что не боюсь ужасов!

Бросил в корчме товарищей и пошёл на пригорок к Змееву Камню. И оттуда уже домой не вернулся.

Проходят дни, недели, месяцы; нет Василя. Жалеют его знакомые, плачут жена с тёщею. Нет никаких известий, то ли жив он, то ли помер.

Разные ходили между людьми слухи и домыслы; одни говорили, что недалеко от Великих Лук и Пскова бродит он в борах с бандой разбойников; другие утверждали, будто леший заводил его по лесам; некоторые из тех, кто ходил по грибы, слышали голос Василя и хохот лешего. Разные были толки, но Василь сгинул навсегда.

Старая Арина, глядя на слёзы своей Алюты, потеряла здоровье и вскорости легла во гроб. Алюта и теперь ещё живёт в панском имении – ни вдова, ни замужняя.

– Вот они, плоды пьянства и лиходейских проделок, – сказал пан Завальня. – Был у него добрый опекун и хорошие паны, которые помогали ему. Жил бы себе спокойно. Надо ж было заводить ссору с лешим, искать заклятые клады, здороваться с вихрем в поле да ещё называть его братом. Видишь, Янка, каким осторожным должен быть молодой человек. Всегда, прежде чем что-то делать, следует подумать.

– Не понимаю, дядюшка, в чём он тут провинился, коли назвал вихрь братом? Вот и нынче ночь вьюжная, ветер воет, бьёт снегом в окна – если б я сказал ему: «Лети, братец, на север, может, вскоре и я за тобою поспешу», – какой в этом грех?

– Называй братом только такого, каков ты сам. А о вихре простой люд говорит, что это дьявол ездит по полю и порой творит зло.

Когда пан Завальня говорил это, проезжий глядел на Янку и кивал головой, мол, человек молодой, не веришь, ибо сам не испытал такого.

– Ну, теперь нам третий расскажет, что бывало когда-то на свете. Готовы слушать.