Повесть шестаяПЛАЧКА– Женщина та необычайно прекрасна. Одежда её бела, как снег, на голове чёрный убор, и чёрный платок накинут на плечи. Лицо хоть и смуглое от солнца и ветра, но красиво и приятно, очи исполнены чувства, и в них всегда стоят слёзы. Чаще всего она является в домах, где уже никто не живёт, в пустых церквях и на руинах. Видели её также под деревьями или посреди поля. После захода солнца она сидит на камне, сетует жалобным голосом и заливается слезами. Говорят, те, кто подходили к ней, слышали такие слова: «Некому доверить тайну сердца моего!».
Когда я ехал из Полоцка, один корчмарь рассказал мне, что невдалеке от дороги, за берёзовой рощей стоит пустой дом. Возле него остался лишь небольшой вишнёвый сад. Жил там когда-то крестьянин, которого паны выслали вместе со всей роднёй куда-то далеко, отобрав у него в имение несколько коров и лошадей, что принадлежали ему.
Как-то мимо того дома проходил убогий слепец, которого вёл маленький парнишка. Услышав печальное пение, они подумали, что там кто-нибудь живёт, и пошли туда просить милостыню. Заходят в хату, слепой запевает песню: «О, Спасiцелю, наш Пане».
– Дом без дверей и окон, никто тут не живёт, – сказал парнишка слепому. – Даром только с дороги свернули.
Но тут посреди хаты появилась облачённая в траур женщина с печальным лицом и сказала им:
– Молитесь! Всюду есть Бог, который будет вам опорой.
Бросила слепому в шапку горсть серебряных монет и сразу исчезла.
Этот убогий ходил потом от дома к дому, показывал эти деньги, на которых с одной стороны были изображения королей, а с другой – Погоня. [1]
Невдалеке от дороги, когда едешь в Витебск, стоит пустая часовня. Там после захода солнца видели, как она плакала, сидя на пороге, и её печальный голос был слышен издалека.
Среди людей разное думали про эту плачку. Одни тревожились, что это видение – предвестие какого-то большого несчастья, войны, морового поветрия либо голода во всём крае.
По деревням старые люди говорили меж собой об этой женщине, всегда предсказывая что-нибудь плохое. Некоторые ж из молодых думали совсем иначе – доказывали, что там, где покажется та плачка, в земле, верно, зарыт клад. И вся околица повторяла эти домыслы.
На краю той деревни жил убогий человек, который некогда обошёл весь свет. Вернувшись к своей родне, жил только милостыней. Он часто повторял им всем:
– Братья! Слёзы и жалобы этого призрака предрекают вам не золото и серебро. Эта женщина плачет на пороге того храма, который вы позабыли. Вы помышляете лишь о богатстве, а ждут вас бедствия и нужда.
Однажды, посмеявшись над словами этого стрика, порешили: когда все будут спать, идти на то место, вырыть там яму и добыть деньги из земли.
Старая часовня стояла за четыре версты от деревни. И вот несколько молодых селян, прихватив с собой потребный для поиска кладов инструмент, поспешили туда, чтоб начать работу до того, как запоёт петух.
Пришли к часовне. Мрачный вид этого места наводил на них тревогу и страх. Невдалеке шумел густой еловый лес, откуда-то доносился тоскливый голос совы, и месяц очень редко показывался из-за чёрных туч. Часовня стояла на пригорке в тени нескольких берёз, будто могильный памятник.
Трудились всю ночь. В нескольких местах выкопали глубокие ямы, но нашли в земле только сопревшие доски и черепа. Поняли, что когда-то было тут кладбище, хоть сверху и не видно было уже никаких знаков, кроме нескольких торчащих из земли поросших мхом камней.
Летней порой ночи коротки, вот уже на востоке занимается заря. Все труды оказались напрасными. Засыпали ямы и возвращаются домой.
Всходило солнце, в полях запел жаворонок, и мгла в воздухе уже исчезала. Видят, перед ними, невдалеке от дороги возле кустов лещины стоит плачка, обратившись лицом к востоку. В её руках развевается на ветру яркая лента, трепещет в воздухе, словно молния. Едва один из них произнёс – «Пошли скорее к ней!» – видение сразу исчезло.
На том месте, где стояла плачка, на ветке висело огромное осиное гнездо. Осы, что влетали и вылетали из этого гнезда, освещённые лучами восходящего солнца, сновали в воздухе, будто золотые искры.
– Послушайте моего совета, – сказал один из них, – давайте обвяжем осиное гнездо платком, пойдём, разбудим этого старого деда и скажем, что выкопали из земли возле часовни клад и часть принесли ему. А когда он встанет с постели, кинем осиное гнездо ему в окно. Пусть побесится старый!
Все согласились на эту проделку. Разбудили деда, кинули в хату осиное гнездо, а сами, смеясь, быстро убежали.
Чудо неслыханное! Старик видит пред собой рассыпанное по полу золото. Рассказывают, что пока он удивлённо смотрел на это, явилась пред ним женщина, та самая, которую видели плачущей на пороге старой часовни, и сказала:
– Возьми часть этого сокровища себе, а остальное раздай убогим. Бог заботится о моих страдающих детях.
Сказавши это, она сразу исчезла.
В Инфлянтах же был такой случай. В имении пана М. находятся руины какого-то древнего замка. Говорят, что в незапамятные времена стоял там город, потому как вода, стекая с гор, иногда размывает песок и обнажает фундаменты каменных домов. Там часто находят стеклянные или ржавые железные предметы, что в давности служили для украшения, части оружия, а изредка медные или серебряные монеты, что веками лежали в земле.
К тем руинам каждый вечер после захода солнца приходила плачка, она вешала на руины того замка венки из полевых цветов, садилась на камень, и ломая руки, заливалась слезами. Многие, слыша издалека её сетования, возвращались домой печальными и рассказывали об этом остальным.
Были и такие, что, слыша причитания удивительной женщины, из любопытства подошли к ней в вечернем сумраке и из слов, которые услыхали, сумели понять лишь, что какая-то несчастная мать плачет по своим детям. Но только надумали подойти поближе и спросить, кто она и что за беда с нею приключилась, как уже больше не видели её, и голос её не отзывался до следующего вечера.
Не понимал никто, что это значит. Смутные догадки ходили по околице. Всюду говорили о ней, будто о дивной комете, что появляется на небе в виде огненной метлы. Хотели разузнать, где она живёт и откуда приходит, да всё напрасно. Будто некий дух нисходила она на землю, а потом исчезала в воздухе.
Говорят, что и сам пан М. не перечил этим дивным рассказам, ибо и он тоже однажды встретил её, возвращаясь поздней порою домой, и слышал, как она плакала на руинах замка. Было это для него непонятно, однако, поразмыслив, он поверил тем людям, что всю жизнь думают лишь о корысти и хотят, чтоб непостижимый дух открывал им лишь золото да серебро, показывал клады, сокрытые в земле. И вот позвал он к себе эконома и дал ему такое распоряжение:
– Соберёшь людей, и завтра начнёте работать на руинах замка; там в земле должен быть клад. Этот странный и непонятный призрак, верно, хочет показать нам какие-то сокровища, которые вознаградят нас за труды и потраченное время, иначе его появление не объяснить.
– Я слышал слова той плачки. Она оплакивает смерть каких-то несчастных детей, а про клады, спрятанные в земле, и не вспоминала. Эта тайна, которая нам недоступна. Мне сдаётся, тут какое-то предостережение и пророчество.
– Ты прямо как неясыть или сова, что пугает людей тоскливыми пророчествами. Я ничему такому не верю и не желаю изучать тайны этого привидения. Давно я собирался раскопать руины. Может, найдём там старинные предметы, для этого не жаль потрудиться. А коли правы те, кто думает, что это в обличии плачки является клад, так и это неплохо, что бы там ни было, завтра всё сделать, как я сказал.
– А если этот клад проклят, если он во власти злых духов? Он ведь тогда не дастся в руки и будет опускаться всё глубже и глубже в землю. Ведь только время потратим, а коли и дастся он нам, то будет больше беды, чем добра. Слыхал я, что достали как-то из земли заклятые сокровища, так тем, кто взял из них хоть одну монетку, какая-то болезнь скрутила обе руки.
– Стыдно слушать. Плетёшь чушь, словно глупый мужик. Для меня ни одна монета лишней не будет.
– А отчего же тогда умные и богатые паны мучаются от тоски и болезней?
– Довольно. Соберёшь утром людей и отведёшь на руины замка. Я сам приеду и покажу, откуда начинать копать.
Эконом был из застенковой шляхты, [2] хозяин хороший, но верил в то же, во что и простой народ. Пожал он плечами и пошёл выполнять панский приказ.
На самом восходе солнца на руинах замка, ожидая распоряжений, уже стояла толпа работников. Когда приехал пан М., то приказал копать глубокую яму на том самом месте, где всегда видели сидящую на камне плачку.
Яма была не глубже полутора локтей, [3] когда нашли каменный склеп. Чтоб отрыть со всех сторон засыпанные землёю стены, раскопали и вокруг. Работники трудились там несколько дней, отдыхали мало, лишь в полуденный зной. Наконец нашли железные двери. С обеих сторон этого склепа были маленькие оконца, на которых ещё крепко держались проржавевшие железные решётки.
Когда выломали двери и открыли это место, куда несколько веков не проникал солнечный луч, там было глухо, будто в могиле. Заходят с огнём, на всех напала тревога. Видят: и посреди склепа, и возле стен – повсюду в разных позах лежат скелеты. Кости рук и ног закованы в тяжёлые железные цепи. Онемели люди, глядя на этот ужас.
– Снимите кандалы с этих скелетов, – сказал пан М., – и отвезите ко мне. Нужно сохранить эти памятники минувших веков.
Отвезли кандалы пану. Он, показывая их своим гостям и соседям, хвастался, что нашёл в земле такие древние предметы, хотя по виду они были совсем похожи на нынешние.
Кости покойников люди собрали и погребли на ближайшем кладбище в одной яме, пригласили попа и после богослужения поставили на могиле большой деревянный крест.
Говорят, что в тот вечер явилась плачка в своём обычном скорбном уборе, положила на могилу цветы и, встав на колени перед деревянным крестом, заливаясь слезами, читала молитвы. Люди видели её, но никто не подошёл к ней. Глядя издалека, они читали «Вечный покой» за души умерших.
Ещё несколько вечеров Плачка молилась, посыпала могилу цветами, но теперь её уже там не видят.
На берегу Полоты, в пяти верстах от города, где эта река минует боры и через широкие поля приближается к Двине, тоже явилась та самая плачка. Видели её на пригорке, тоже на заходе солнца, сидела она на камне, который лежал там в тени раскидистых берёз. Видели её крестьяне, идучи по домам после дневной работы, и путники, что возвращались вечерней порой из города.
Разошлась весть про это чудесное явление. Люди, как и везде, по-разному судили об этом случае, но большинство держалось мысли, что там лежат зарытые в земле сокровища.
В Полоцке некоторые говорили, что окрестности города и в давние времена постоянно были театром войны. Сохранилось предание, будто в этих местах потерпело поражение некое войско. Опасаясь, что их богатства достанутся неприятелю, всё своё золото и серебро они зарыли в землю на том пригорке и положили сверху большой камень, чтоб указывал место на тот случай, если кто-нибудь из них вернётся отыскать спрятанный там клад. Но прошли века, а камень лежал на том же месте, а под ним нетронутые сокровища.
Слыша такие разговоры, несколько парней, что жили в Полоцке, уговорились пойти ночью на тот пригорок, вырыть клад и поделить поровну. Взяли необходимый инструмент и, когда все спали, вышли за город.
Ночь была погожая, небо усеяно звёздами, и полная луна светила в вышине. Шли тихо и осторожно, чтобы ни с кем не повстречаться по дороге. Минули костёл святого Ксаверия, где покоится прах монахов и обывателей этого края. Услышав голоса перекликающихся у Спаса сторожей, они свернули с дороги и долго шли берегом реки до назначенного места.
Пришли на пригорок, нашли большой камень. Половина его была в земле, а верхнюю часть покрывал сухой мох. Окопали его по кругу, общими силами сдвинули с места и стали вбивать глубоко в землю железный штырь. Вдруг тот звякнул так, будто ударил своим острым концом в какую-то металлическую пластину. И впрямь тут клад – стали рыть землю.
Трудились долго, часто пробовали землю штырём. Клад был неглубоко, но земля несколько раз осыпалась со всех сторон и заваливала яму. Некоторое время стояли удивлённые, им казалось, что заклятые сокровища сами закапываются в песок, не желая даваться им в руки.
Покуда совещались, что делать, с востока набежали чёрные тучи, затянули всё небо, и луна скрылась в густых облаках. Стало так темно, что они едва могли видеть друг друга. Заморосил дождик.
– Сейчас песок немного промочит, и работа пойдёт быстрее, – сказал один из них. – Давайте не тратить время понапрасну.
И, подбадривая друг друга, все вместе начали копать. Яму вырыли длинную и широкую, такую, что уже так просто не осыплется.
Лопаты лязгнули о какую-то металлическую пластину.
– Котёл! Котёл с деньгами! – закричали все радостно, но, когда окопали вокруг и хотели поднять его из земли, увидели, что это тяжёлый железный панцирь. Он покрывал грудь скелета, сбоку от которого лежал меч, а на черепе – железный шишак. Стоят все задумчиво, видя, каким дивным образом обманула их судьба.
Тут один самый смелый говорит:
– Давайте бросим этот скелет, а доспехи возьмём себе. Пусть хоть они будут памятью о наших ночных трудах.
Только собрались это сделать, как будто пригорок осветила молния. Видят: стоит огромный великан в железных доспехах, держа над их головами сверкающий меч. Ужас пронзил их сердца, землю потряс удар грома. И великан произнёс такие слова:
– Никчёмные! Злату и сребру предались вы всеми мыслями своими! Помышляя лишь о богатстве, вы оскорбили прах богатыря, который со славою окончил тут жизнь свою. Воссияет заря воскресения мёртвых, и падёт на вас позор пред лицом всего мира!
В тучах прогремел гром, и великан пропал с глаз.
Страх потряс их до глубины души, долго стояли онемевшие, словно ночные призраки. В свете молнии снова увидели перед собой засыпанную песком яму, и показалось им, будто земля на этом месте нетронутая.
Бросили на пригорке и штырь, и лопаты; забыли, какая дорога ведёт в город; бежали через засеянные поля и луга, и казалось им, что тот великан с мечом в руке долго гнался за ними.
На рассвете вернулись в город. Все обессиленные, с бледными лицами, будто измученные тяжкой хворобой. Со страхом вспоминали произошедшее, рассказывали другим, но не все поверили.
После этого случая плачку видели в разных местах в окрестностях города. На кладбище, посреди которого стоит каменный костёл святого Ксаверия, ходила она, ломая руки, от одной могилы к другой, иногда молча стояла у надгробий, будто каменная статуя. Многие из тех, что проходили ночною порой мимо этих мест, убегали в испуге, будто от упыря, и рассказывали другим об этом диве.
Видели её и у костёла святого Казимира. Сидела она перед дверьми этого храма от заката аж до восхода солнца. Не раз плакала, сидя на камне, в поле или на берегу Двины. Но её плач и сетования мало кому трогали сердце. Мало было таких, что, подняв очи к небу, взывали к милосердию Божьему. Одни не обращали внимания, другие мечтали о кладах.
– Как мне думается, – сказал Завальня, – это предостережение для людей, чтоб исправили свои нравы. Но, увы, люди ныне стали такие разумные, что каждая вещь им и так понятна, ни в какие чудеса они не верят, клады им подавай, чтоб, не трудясь, иметь всё, что придёт им в голову. За золото они продадут всё то, что наши отцы ценили дороже жизни.
– А всё же было б неплохо отыскать клад, – сказал я. – Богатый человек может сделать немало добра.
– Богатый человек может сделать много добра, это правда, – сказал дядя. – Но пусть он сперва научится познавать и любить то, что есть добро. Тогда Бог и сделает его достойным распорядителем сокровищ земных, как того старого человека, которому в окно кинули осиное гнездо, и оно на его глазах превратилось в золотые монеты. Люди гонятся за богатством не для того, чтоб делать ближним добро, а чтобы вообще ничего не делать либо, что ещё хуже, чтоб вредить. Но что же дальше?
Когда некоторые наши богатые и учёные паны путешествуют в дорогих экипажах, либо во время охоты с гончими псами проезжают по горам и густым лесным чащам, эта плачка часто встречает их в образе сироты в убогой крестьянской одежде. В молчаньи обращает она к ним голубые, залитые слезами очи, будто моля их о милости, но никто из этих панов не обращает на неё внимания.
Неподалёку от озера Ребло, где на острове стоит ныне мой домик, если пану Завальне известны те края, верно, видел он Почановскую гору, она там выше всех остальных гор. Склоны её поросли лесом, а на самой вершине есть ровное и гладкое место.
Про эту гору среди людей ходят разные рассказы. Говорят, что когда-то там был монастырь и церковь. И хоть не видно теперь никаких знаков, рассказывают, будто из-под земли слышны пение и звон колоколов.
Иные говорят, что на вершине этой горы, ночью, в своём скорбном уборе, упав на колени, поднимая руки и очи к звёздам, со слезами молилась плачка. Перед нею открылось небо, в вышине разлился ярчайший солнечный свет, в лесах и на полях проснулись все птицы и звери, и из слёз этой женщины возник родник живой воды.
С той поры тот, кто впервые придёт на вершину Почановской горы, и кто раньше не слыхал об этом чуде, найдёт родник чистейшей воды, недалеко от которого стоит печальная сирота в крестьянской одежде. Кто напьётся из этого родника и узнает сироту, тот станет пророком, все тайны увидит он с вершины горы.
Поднимались люди на гору. Были и такие, что видели родник и печальную сироту, однако пренебрегли родником и деревенской девчонкою. Прослышав потом от других про эти чудеса, поднимались на гору во второй раз, но уже не встречали никого, и места, где был тот родник, найти не могли.
– Неужто та самая плачка, которую видели в окрестностях Полоцка и в других уголках Беларуси, является в образе крестьянской сироты?
– Точно, та самая, – сказал слепой Франтишек, – но спесивые и корыстные люди не поняли, кто она, хотя по всему краю является она в облике плачки и деревенской сироты.
– Ты, Янка, человек учёный, а понимаешь ли, кто была та плачка?
– Чудо можно постичь сердцем, а не наукой. [4]
Мы ещё некоторое время говорили о плачке, а потом запел петух.
– Заполночь уже, – сказал слепой Франтишек. – Дозволь, пан Завальня, отдохнуть страннику.
– Большое спасибо, – сказал дядя, – чудесная повесть.
Он потушил огонь, а я удалился в свою комнату и грезил о плачке, покуда петух не запел во второй раз.
ПРИМЕЧАНИЯ[1] Погоня – герб Великого княжества Литовского. Монеты с изображением польских королей и Погоней чеканились на Виленском монетном дворе при Сигизмунде I, Сигизмунде II, Сигизмунде III и Владиславе IV.
[2] Застенковая, или околичная, шляхта – бывшие беспоместные дворяне, жившие в застенках (маленьких селениях, окружённых стеной, т. е. плотным забором, а также в кутах, т. е. однодворках). В некоторых областях Беларуси в начале XIX в. составляли до 15% населения.
[3] Локоть – мера длины, составлявшая около 0,5 м.
[4] В современном белорусском литературоведении образ плачки, проходящий сквозь всю книгу Барщевского, принято расшифровывать как саму Беларусь, оплакивающую своих детей, белорусов (см., например: Хаўстовiч М. В. «На парозе забытае святынi: Творчасць Яна Баршчэўскага», Мн., 2002). Однако в белорусском фольклоре этот образ однозначно интерпретирован как Богоматерь (см., например, рассказ «Поп и пустэльник» в сб.: Сержпутовский А. К. «Сказки и рассказы белорусов-полешуков: Материалы к изучению творчества белорусов и их говора», СПб, 1911).
Последнее обновление: 25 сентября 2007 г.
Copyright © 2007 Dmitry O. Vinokhodov |