КАНУН РОЖДЕСТВА

Я проснулся и, ещё лёжа в постели, вспоминал рассказы слепого Франтишека и органиста: Плачку, Сына Бури, Огненных Духов. Все эти чудеса представали в моих мыслях в чудесных, печальных и страшных картинах. Тут дядя открывает дверь и, глядя на меня, говорит:

– Вставай, Янка, не привыкай лениться; зимние ночи длинные, можно выспаться; все путники выехали ещё до рассвета; теперь лишь паны спят всё утро; за них другие думают и трудятся. Помни, что ты человек бедный, должен сам служить, потому избегай таких привычек.

Сказав это, он надел шубу, вышел на двор, наказал батракам раскидать снежные сугробы, что намело под окнами и у стен кладовой.

Я тотчас поднялся. В доме было тихо и сумрачно; свет едва пробивался сквозь окно, покрытое льдом и засыпанное снегом. Вхожу в людскую, там на лавке сидел слепой Франтишек, а панна Малгожата готовила всё необходимое для кутьи и рассказывала ему о своём хозяйстве, о курах разных пород, которых она разводила, о большущем петухе на длинных ногах, который был таким неуклюжим, что обыкновенный маленький петушок побеждал его и не раз ранил до крови; о гусях, за которыми всегда внимательно присматривала летом, но не могла уберечь от беды по причине частых набегов лис. Рассказывала, как однажды на озере охотник одним выстрелом убил нескольких домашних уток, думая, что это дикие, и с той поры за ними нужен глаз да глаз, чтоб далеко от дома не отплывали.

Пока они беседовали, дядя постучал в окно и сказал:

– Видно издалека: по озеру кто-то едет. Сдаётся, это пан Мороговский с детьми возвращается из Полоцка. Прикажи кому-нибудь, милостивая пани, поскорей навести порядок в комнате; до сих пор ещё пол не метён.

Резвые лошади свернули с большой дороги, въехали на берег озера и вот уж у ворот. Дядя встречает гостей: на санях сидел пан Мороговский, рядом с ним – трое детей, укутанные медвежьей шубой и обвязанные платками так, что были видны одни глаза; из дома выбежала панна Малгожата, и детей унесли в дом.

На завтрак было подано подогретое пиво; школяры, почувствовав тепло, зашумели, как пчёлы в улье. Каждый рассказывал о своей учёбе, о товарищах, учителях, о разных школьных событиях и происшествиях. Слепой Франтишек подсел к их компании, и они по секрету читали ему свои стихи, что выучили на память, чтоб поздравить отца.

Передо мной они хвалились наградами, которые им дали за экзамены; достали из сундучка разных размеров образки работы Клаубера, [1] крестики и медные медальки. Много рассказали выученного из Альвара и много перевели с латыни из святой истории.

Пан Мороговский подтвердил отцу, что Стася и Юзя за прилежание в учёбе и за хорошее поведение хвалили и наградили отец-префект и учителя; дядя радовался этому, обещал пошить им новые капоты и дать денег на разные школьные надобности.

Долго тянулся разговор про Красную [2] полоцкую ярмарку. Мороговский рассказывал о ценах на рожь, овёс и ячмень, о домашней птице, которую везут туда со всех сторон; о стоимости льна, пеньки и о купцах, которые привезли из других городов платки, сукно, шёлковые и хлопковые ткани да прочие товары для нарядов; про знакомых помещиков, что приехали по делам и чтоб купить нужные в хозяйстве вещи.

В разговорах прошёл целый день; солнце скрылось за лесом, наступили вечерние сумерки. Несколько соседей, что жили возле озера Нещерды, приглашённые на кутью, приехали с жёнами и детьми к моему дяде. На небе показалась первая звезда. Посреди комнаты поставили длинный стол, устлали его сеном и накрыли белой скатертью. На стол подали постную пищу, мёд и отборную рыбу. Завальня ломал облатку [3] с паном Мороговским, а потом по очереди с каждым гостем. Рассказывал, как когда-то князь Огинский, добрый и ласковый пан, приглашал к себе на такой вечер каждого из соседей, не взирая на то, беден тот или богат, был бы только шляхтич да честный человек. С какой любезностью принимал он гостей, с каждым говорил сердечно и открыто, развлекал его, рассказывая разные стародавние истории.

Мороговский вспоминал, как свято в прежние времена во всех домах нашего повета хранили обряды предков. Нынче нравы уже не те, некоторые паны изменили старым традициям и обычаям, за это Бог и не благословляет, и времена приходят всё горше и горше.

Во время разговора некоторые гости, сидя за столом, подсовывали руки под скатерть, выбирали наудачу из сена самые длинные стебли и, показывая их друг другу, загадывали, высокий ли лён уродится весной на полях, а паннам предсказывали скорое замужество. Искали под сеном зёрна ржи, пшеницы или ещё какие-нибудь, ибо если их случайно найти на столе под сеном, то это – к большим урожаям.

После ужина, глядя на чистое небо, усеянное звёздами, и на огненные дорожки падающих метеоритов, предрекали хорошую весну и изобилие плодов следующей осенью.

О! сладкие воспоминания о праздниках и обычаях родной земли. Как недолгое счастье, как прекрасный сон и как вера предков – на вечные времена останутся они в памяти, и всегда будут самым приятным предметом одиноких раздумий; по ним, как изгнанница из рая, тоскует истомившаяся душа.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ