С. В. Королев
«Через мои руки проходят пятьдесят-шестьдесят авторов каждый год», – сетовал в 1768 году Вольтер в письме к своему другу и литературному агенту Дамилавилю. Разумеется, подданные «Республики Словесности» стремились завоевать благосклонность «Фернейского патриарха» отнюдь не с пустыми руками. Всякий пишущий человек, появлявшийся в доме Вольтера, считал необходимым представить свои печатные труды; поклонники галльского гения, отделённые от патриарха многими тысячами лье, прибегали к услугам почтовых контор. Третьи совмещали эти два способа: так, знаменитому венецианцу Джакомо Казанове Вольтер сообщал, что один итальянский комедиограф намерен посетить его замок, выслав предварительно «пьесы Гольдони, болонские колбасы и перевод [его] ‘Танкреда’».
Между тем, философия Вольтера совершенно не предполагала подобного отношения к печатному слову. Напротив, мыслитель весьма скептично относился к вельможам, бездумно собиравшим циклопические по объёму книгохранилица. «Большая библиотека… – писал Вольтер в полемическом сочинении “Вопросы к Энциклопедии”, – отпугивает того, кто смотрит на нее. Двести тысяч томов приводят в уныние человека, испытывающего искушение напечатать свое сочинение ‹…› Он сравнивает себя с каплей воды, которая ‹…› смешана с другими и потеряна в океане». Книжное собрание для Вольтера – рабочий инструмент, квинтэссенция знаний, потребных для регулярных мысленных упражнений. Вот почему в фернейском варианте Библиотеки мы не находим многих изданий современников, которые могли побывать в руках патриарха и даже имели шанс быть просмотренными. Кстати, отстаивая такую позицию, Вольтер был не одинок. Многолетний покровитель и корреспондент учёного, прусский король Фридрих II, возвёл целесообразность в ранг государственной политики. «В его собственной библиотеке не было ни одной немецкой книги и все немецкие книги, которые были ему подарены, а также большинство книг, которые он получал от авторов, он отсылал в ‹Королевскую› библиотеку в Берлин», – вспоминал современник.
Отношение Вольтера к практической ценности той или иной книги можно определить, рассматривая переплёты его собрания. Конечно, нужные издания, презентованные авторами и издателями, сохраняли оригинальные переплёты. От экземпляров, поступавших к нему с нарушениями негласной процедуры, патриарх старался избавиться. Об этом ярко свидетельствует казус, случившийся летом 1760 года. Тогда драматург Шарль Палиссо прислал Вольтеру в подарок свою пьесу «Философы», содержащую неприкрытые нападки на просветителей. Экземпляр был роскошно переплетён в восточный марокен (особой выделки козлиная кожа, в России известная как сафьян). Вольтер был возмущён и содержанием, и формой подарка: по его мнению, Палиссо нарушил неписаные правила этикета – презентовал пасквиль, оформленный вызывающе дорогим образом. О своём возмущении философ неоднократно сообщал в письмах Даламберу, Гельвецию и другим корреспондентам тех лет. (Небезынтересно, что именно этот экземпляр пьесы Палиссо не сохранился в окончательном составе библиотеке Вольтера.) В ту эпоху книгопродавцы почти никогда не переплетали книги в дорогую кожу, предпочитая высылать подписчикам лишь сброшюрованные типографом страницы. Можно осторожно предположить, что годные, но незначительные для владельца издания так и оставались в скромных дешёвых обложках. Тексты, к которым Вольтер планировал обращаться снова и снова, получали простой, но изящный переплёт: корешок и уголки крышек недорогой кожи, сами крышки покрыты бежевым полукартоном. В верхней части корешка – непременный ярлык, окрашенный в оранжевый или розовый цвет, на котором переплётчик вытеснял золотом или чернил краткое название тома. Уместно подчеркнуть, что Вольтера, по-видимому, миновало пристрастие некоторых учёных мужей к показным эффектам, хотя поветрие декорировать библиотеки сверх меры было весьма распространено в Европе. (Так, например, Гёте вспоминал, что его отец, завзятый библиофил и обладатель внушительного собрания латинских авторов в голландских изданиях, «ради внешнего единообразия» всегда старался приобретать их в формате ин-кварто, т.е. в четверть печатного листа.)
Когда Вольтеру по разным причинам присылали непереплетённые издания, патриарх обязательно дожидался, пока мастер закончит работу. Например, так было с последними томами «Энциклопедии» Дидро и Даламбера. Через литературного агента просветителей Дамилавиля 12 февраля 1766 года Вольтер просит передать свои извинения издателям: он-де пока не приступил к чтению, так как его переплётчик занят, а изучать непереплетённые, лишь сброшюрованные листы не с руки.